– Да, доктор Василия, – отчеканил Дэниел.

– И наконец – землянин.

– Элайдж Бейли, доктор, – сухо сказал Бейли.

– Да, мне известно, что у землян есть имена, и ваше – Элайдж Бейли, – произнесла она с холодным высокомерием. – И вы чертовски не похожи на актера, игравшего вас в гиперволновой драме.

– Мне это известно, доктор.

– А вот актер, игравший Дэниела, на него очень походил, но, полагаю, мы здесь не для того, чтобы обсуждать этот балаган.

– Совершенно верно.

– Насколько я поняла, землянин, мы здесь для того, чтобы вы сказали то, что вам требуется, о Сантриксе Гремионисе и чтобы мы с этим покончили. Так?

– Не совсем, – ответил Бейли, – Это не главная причина, почему я приехал сюда, хотя, полагаю, мы доберемся и до нее.

– Ах, вот как! Так вы думаете, мы здесь для того, чтобы долго и подробно обсуждать тему, которую вы решили выбрать?

– Я думаю, доктор Василия, что вам следует позволить мне вести наш разговор на свой лад.

– Это что – угроза?

– Нет.

– Ну, я еще никогда не видела землян, и, пожалуй, будет любопытно посмотреть, насколько вы сходны с. актером, который играл вас, – помимо внешности, разумеется. Вы действительно такой волевой и сильный, каким вас изображали?

– Меня, – сказал Бейли, не скрывая отвращения, – мелодраматизировали и изобразили мой характер со всяческими преувеличениями. Я предпочел бы, чтобы вы принимали меня таким, какой я есть, и судили обо мне по тому, что видите сейчас.

Василия засмеялась:

– Во всяком случае, я вас не ввергла в трепет. Очко в вашу пользу. Или вы считаете, что получили возможность командовать мной из-за чего-то там с Гремионисом?

– Я здесь только для того, чтобы выяснить правду о смерти человекоподобного робота Джендера Пэнелла.

– Смерти? Так, значит, до этого он был живым?

– Я употребляю одно короткое слово вместо выражений вроде «выведен из функционального состояния». Или «смерть» вас сбивает?

– А вы неплохо фехтуете, – сказала Василия. – Дебретт, принеси стул землянину. Он устанет стоять, если разговор затянется. А потом иди в свою нишу. Ты гоже, Дэниел, в какую захочешь. Жискар, встань возле меня.

Бейли сел.

– Спасибо Дебретт. Доктор Василия, у меня нет полномочии задавать вам вопросы, я не располагаю статусом, обязывающим вас отвечать на них. Однако смерть Джендера Пэнелла поставила вашего отца в положение, которое…

– Кого поставила?

– Вашего отца.

– Землянин, я иногда пользуюсь определением «отец» для обозначения одного индивидуума, но только я, и никто другой! Будьте добры, употребляйте его имя.

– Доктор Хэн Фастольф. Он ведь ваш отец? Просто для сведения.

– Вы прибегаете к биологическому термину, – ответила Василия. – Я разделяю с ним гены по принципу, который на Земле рассматривается как связь отец – дочь. На Авроре это никакого значения не имеет, кроме как в медицинском или генетическом отношении. В определенных патологических состояниях бывает необходимо учитывать физиологию и биохимию тех, с кем у меня есть общие гены, – родителей, братьев и сестер, детей и так далее. В остальном на Авроре о таких связях упоминать не принято. Я объяснила это, потому что вы с Земли.

– Если я нарушил принятый обычай, – сказал Бейли, – то по неведению и прошу меня извинить. Могу ли я называть этого человека по имени в нашем разговоре?

– Разумеется.

– Ну, так смерть Джендера Пэнелла поставила доктора Хэна Фастольфа в трудное положение, и, полагаю, что вам это не безразлично и вы хотите ему помочь.

– Ах вот что вы полагаете! А почему?

– Он ваш… Он вас вырастил. Заботился о вас. Вы питали друг к другу глубокую привязанность. И он все еще питает ее к вам.

– Он вам это сказал?

– Это стало очевидным из нашего разговора – хотя бы из того факта, что он принял участие в солярианке Глэдии Дельмар из-за ее сходства с вами.

– И он вам это сказал?!

– Да. Но в любом случае сходство очевидно.

– Тем не менее, землянин, я ничем доктору Фастольфу не обязана. И ваши предположения можно отбросить.

Бейли откашлялся:

– Помимо личных чувств, какими вы руководствуетесь – или не руководствуетесь, – остается вопрос о будущем Галактики. Доктор Фастольф хочет, чтобы новые миры исследовались и заселялись людьми. Если политические последствия смерти Джендера приведут к тому, что исследовать и заселять эти миры предоставят роботам, это, по мнению доктора Фастольфа, обернется катастрофой. Полагаю, вы не захотите способствовать подобной катастрофе.

Василия ответила равнодушно, не спуская глаз с его лица:

– О, конечно, будь я согласна с доктором Фастольфом. Но я с ним не согласна. Не вижу ничего опасного в том, что всю предварительную работу сделают человекоподобные роботы. Собственно говоря, я работаю в Институте для того, чтобы сделать это возможным. Я глобалист. А доктор Фастольф, раз он гуманист, – мой политический враг.

Ответы ее были четкими, прямолинейными и предельно краткими. Затем наступала пауза, словно Василия с интересом ждала следующего вопроса. У Бейли сложилось впечатление, что он возбуждает ее любопытство, забавляет ее и она мысленно заключает с собой пари, о чем будет следующий вопрос, твердо решив сообщать ему информации ровно столько, чтобы понудить его к следующему вопросу.

– Давно ли вы член этого Института? – спросил он.

– С момента его организации.

– А сколько в нем членов?

– Насколько я могу судить, около трети всех робопсихологов Авроры, хотя живет и работает здесь примерно половина от этого числа.

– Остальные члены Института разделяют ваши взгляды на освоение новых миров роботами? И все до единого противостоят доктору Фастольфу?

– По-моему они почти все глобалисты, но на голосование мы этот вопрос не ставили и даже не проводили поему официальный диспут. Лучше опросите их индивидуально.

– А доктор Фастольф член Института?

– Нет.

Бейли подождал, но она ничего не добавила, и он сказал:

– Разве это не удивительно? Казалось бы, уж он-то должен быть его членом!

– Просто мы не хотим иметь с ним дела. И, хотя это менее важно, он не желает иметь дела с нами.

– Но ведь это даже удивительнее.

– Не вижу почему. – Внезапно, словно поддавшись внутреннему раздражению, она добавила: – Он живет в городе Эос. Полагаю, землянин, вы понимаете, откуда такое название?

Бейли кивнул.

– Эос, – сказал он, – богиня зари у древних греков, как Аврора – богиня зари у древних римлян.